Брестская «Весна» поговорила с Яковом Шафаренко. На первой пресс-конференции, которую давали освобожденные вместе с Яковом (всего 11 сентября 2025 из беларуских тюрем освободили 52 человек, среди них 40 политзаключенных), именно он сидел перед журналистами, обернутым в большой бело-красно-белый флаг.
Яков родом из Бреста. Его задержали в декабре 2020 года, дали 5 лет 6 месяцев колонии по политическому делу (в основном из-за брестских протестов августа-2020). А в сентябре 2025 года, когда парню оставалось 3 месяца до конца срока, его внезапно вывезли из колонии в Литву. Теперь возвращение в Беларусь для него под запретом.
Мы решили спросить Якова, как быстро он раздобыл флаг в чужой стране, с какими вещами и документами оказался в вынужденной эмиграции, как провёл 4 года и 9 месяцев за решеткой — и, наконец, как для него начинался этот путь в 2020 году.
Созваниваемся с Яковом и в первую очередь задаем вопрос:
— На первой пресс-конференции [12 сентября 2025], после того как оказались в Литве, было около 20 политзаключенных, и Вы единственный сидели с бело-красно-белым флагом, в него завернувшись. Вы можете рассказать, где взяли флаг и почему решили придти с ним?
Яков родом из Бреста. Его задержали в декабре 2020 года, дали 5 лет 6 месяцев колонии по политическому делу (в основном из-за брестских протестов августа-2020). А в сентябре 2025 года, когда парню оставалось 3 месяца до конца срока, его внезапно вывезли из колонии в Литву. Теперь возвращение в Беларусь для него под запретом.
Мы решили спросить Якова, как быстро он раздобыл флаг в чужой стране, с какими вещами и документами оказался в вынужденной эмиграции, как провёл 4 года и 9 месяцев за решеткой — и, наконец, как для него начинался этот путь в 2020 году.
Созваниваемся с Яковом и в первую очередь задаем вопрос:
— На первой пресс-конференции [12 сентября 2025], после того как оказались в Литве, было около 20 политзаключенных, и Вы единственный сидели с бело-красно-белым флагом, в него завернувшись. Вы можете рассказать, где взяли флаг и почему решили придти с ним?
Яков отвечает, что был не единственным, кто пришел на ту пресс-конференцию с бчб-флагом, он знает что еще как минимум один человек взял флаг с собой (но почему-то решил не доставать). Свой флаг Яков взял в правозащитной организации Freedom House. В вильнюсском офисе этой организации брестчанин с товарищами увидели флаги, попросили их — организация не отказала.
А про причины, почему вообще захотелось придти с беларуским национальным флагом, парень ответил:
— Потому что я считаю, что это флаг моей страны. И мне захотелось обозначиться, что мой дух не сломлен, я не «переобулся», не изменил своего мнения и остаюсь верен своим принципам. Поэтому я и взял флаг.
Про сам процесс чудесного освобождения Яков рассказывает: понимал, что происходит что-то необычное, слабо надеялся на то, что можно ждать чего-то хорошего. Но сперва в этом очень сомневался: ведь в колонии ему никто ничего не объяснял, и началось всё с указания придти к начальнику режимного отдела (а если вызывают к руководству, обычно это не сулит ничего хорошего). Якова отвели в отряд (это общежития, где живут заключенные в колонии), сказали собрать все вещи, а потом повели в область карантина (отдельный блок в колонии для новоприбывших). Все вещи забрали, и отдали только небольшую часть, а именно: спортивные штаны, кроссовки, майку, трусы, носки, бритвенный станок, наручные часы. Больше никаких вещей ему не отдали, например выкинули кофту с объяснением что «она не понадобится». Как не отдали и документы по делу (приговор, другие процессуальные бумаги), не дали решение про помилование, не произвели денежный расчет (в колонии каждый заключенный имеет свой счет, который могут пополнять родственники и который пополняется на смешные суммы от работы в колонии). Но хотя бы паспорт у нашего героя на руках.
Из колонии Якова забрали люди с масками на голове, одетые в гражданскую одежду, однако с пистолетами на поясе. Сперва Якова посадили в бусик без номеров. Мешок на голову не надевали. Кроме Якова, из колонии забрали еще 4 политзаключенных и 2 иностранцев. Микроавтобус проехал через всю Беларусь к границе. Был заезд в лес (но вооруженные люди дали там сходить в туалет и покурить). А у самой границы Якова (вместе с еще 51 освобожденным) пересадили в один из двух больших автобусов. Во время пересадки вооруженных лиц в масках было запредельное количество, вокруг стояли похожие бусики и легковые авто без номеров, а еще были люди с телевизионными камерами. Большой автобус Якова проехал отдельным корридором, не останавливаясь, беларуский международный пункт пропуска «Каменный лог» — и остановился только перед литовской границей. Там высадились люди в масках (и Статкевич).
А про причины, почему вообще захотелось придти с беларуским национальным флагом, парень ответил:
— Потому что я считаю, что это флаг моей страны. И мне захотелось обозначиться, что мой дух не сломлен, я не «переобулся», не изменил своего мнения и остаюсь верен своим принципам. Поэтому я и взял флаг.
Про сам процесс чудесного освобождения Яков рассказывает: понимал, что происходит что-то необычное, слабо надеялся на то, что можно ждать чего-то хорошего. Но сперва в этом очень сомневался: ведь в колонии ему никто ничего не объяснял, и началось всё с указания придти к начальнику режимного отдела (а если вызывают к руководству, обычно это не сулит ничего хорошего). Якова отвели в отряд (это общежития, где живут заключенные в колонии), сказали собрать все вещи, а потом повели в область карантина (отдельный блок в колонии для новоприбывших). Все вещи забрали, и отдали только небольшую часть, а именно: спортивные штаны, кроссовки, майку, трусы, носки, бритвенный станок, наручные часы. Больше никаких вещей ему не отдали, например выкинули кофту с объяснением что «она не понадобится». Как не отдали и документы по делу (приговор, другие процессуальные бумаги), не дали решение про помилование, не произвели денежный расчет (в колонии каждый заключенный имеет свой счет, который могут пополнять родственники и который пополняется на смешные суммы от работы в колонии). Но хотя бы паспорт у нашего героя на руках.
Из колонии Якова забрали люди с масками на голове, одетые в гражданскую одежду, однако с пистолетами на поясе. Сперва Якова посадили в бусик без номеров. Мешок на голову не надевали. Кроме Якова, из колонии забрали еще 4 политзаключенных и 2 иностранцев. Микроавтобус проехал через всю Беларусь к границе. Был заезд в лес (но вооруженные люди дали там сходить в туалет и покурить). А у самой границы Якова (вместе с еще 51 освобожденным) пересадили в один из двух больших автобусов. Во время пересадки вооруженных лиц в масках было запредельное количество, вокруг стояли похожие бусики и легковые авто без номеров, а еще были люди с телевизионными камерами. Большой автобус Якова проехал отдельным корридором, не останавливаясь, беларуский международный пункт пропуска «Каменный лог» — и остановился только перед литовской границей. Там высадились люди в масках (и Статкевич).
А сейчас Яков телом находится в Литве, но говорит, что сам до конца в это будто не верит:
— Я еще на 100% будто не понимаю, как так получилось, что я сижу здесь, а не в колонии. Освобождение было очень быстрое, сумбурное. И хотя прошло уже больше 10 дней, немного в это всё не верится. Каждое утро просыпаюсь с оглядкой, не проснулся ли я в колонии.
Молодой человек сам не начинает тему жестких условий, через которые прошел. Он начинает говорить по этой теме только после прямых вопросов:
— Сколько дней Вы провели в ШИЗО? Там действительно всегда холодно?
И тогда Яков рассказывает, что за 3.5 года в колонии его 7 раз помещали в ШИЗО. При этом 5 раз давали по-максимуму (трижды по 10 суток, дважды — когда максимальный срок в ШИЗО подняли до 15 дней — по 15 суток), и еще было два раза по 5 суток. И да, холод в ШИЗО действительно был постоянно. Потому что камеры сделаны специально таким образом: стены бетонные, никакого утепления нет, все поверхности выложены плиткой, скамейки деревянные — но с металлическими уголками по краям на полсантиметра, «поэтому даже сидя на скамейке прикасаешься к железу». В камере два окна, одно на улицу, второе над дверью. Камеры находятся друг напротив друга, поэтому легко устроить сквозняк. Весной, летом и осенью окна открыты круглосуточно. А зимой закрываются только на ночь. Во всяком случае, когда нет задачи дополнительно поиздеваться над заключенным.
Один раз зимой, когда Яков в очередной раз был в ШИЗО, к нему в камеру зашел сотрудник, и сказал: «Что-то тут затхлый воздух». После этого трое суток в камере Якова окна не закрывали круглосуточно, хотя на улице было около -20 градусов:
— От такого холода не мог спать, тело сводили судороги. За те дни отморозил себе ноги.
От одежды тоже не согреешься: одежду перед ШИЗО забирают и вместо нее выдают синтетическую робу, которая совсем не держит тепло. На ногах можно иметь только носки и казённые тапочки, в которых подошва протёрта почти насквозь.
Единственные дни, когда температура в ШИЗО была не то чтобы комфортной, но становилась лучше, это в пару летних теплых месяцев. Когда на улице было +25...+30, тогда камера хоть немного прогревалась. «А в другие дни это... это очень жестокое место».
— Сколько дней Вы провели в ШИЗО? Там действительно всегда холодно?
И тогда Яков рассказывает, что за 3.5 года в колонии его 7 раз помещали в ШИЗО. При этом 5 раз давали по-максимуму (трижды по 10 суток, дважды — когда максимальный срок в ШИЗО подняли до 15 дней — по 15 суток), и еще было два раза по 5 суток. И да, холод в ШИЗО действительно был постоянно. Потому что камеры сделаны специально таким образом: стены бетонные, никакого утепления нет, все поверхности выложены плиткой, скамейки деревянные — но с металлическими уголками по краям на полсантиметра, «поэтому даже сидя на скамейке прикасаешься к железу». В камере два окна, одно на улицу, второе над дверью. Камеры находятся друг напротив друга, поэтому легко устроить сквозняк. Весной, летом и осенью окна открыты круглосуточно. А зимой закрываются только на ночь. Во всяком случае, когда нет задачи дополнительно поиздеваться над заключенным.
Один раз зимой, когда Яков в очередной раз был в ШИЗО, к нему в камеру зашел сотрудник, и сказал: «Что-то тут затхлый воздух». После этого трое суток в камере Якова окна не закрывали круглосуточно, хотя на улице было около -20 градусов:
— От такого холода не мог спать, тело сводили судороги. За те дни отморозил себе ноги.
От одежды тоже не согреешься: одежду перед ШИЗО забирают и вместо нее выдают синтетическую робу, которая совсем не держит тепло. На ногах можно иметь только носки и казённые тапочки, в которых подошва протёрта почти насквозь.
Единственные дни, когда температура в ШИЗО была не то чтобы комфортной, но становилась лучше, это в пару летних теплых месяцев. Когда на улице было +25...+30, тогда камера хоть немного прогревалась. «А в другие дни это... это очень жестокое место».
И еще отдельной проблемой в ШИЗО для Якова было то, что для сна он не мог лечь прямо. При его росте в 193 сантиметра, стандартные деревянные нары на 180 сантиметров в ШИЗО уже были бы недостаточными, так еще и на концах той скамейки были металлические цепи, из-за которых пространства для сна было еще меньше. В итоге спать на спине невозможно, а от долгого лежания в других позах начинали болеть руки и бока.
В штрафной изолятор попадал по самым разным подстроенным причинам. Один раз 5 суток дали за мыло, а в другой раз он получил 10 суток за пакеты. С мылом было так: во время проверки вещей Яков написал, что у него 1 мыло, а проверяющий посчитал что это 2 мыла. А мыло раньше было одним куском, но перед приемом в колонию его насквозь дырявили шылом (чтобы проверить, не прячется ли внутри куска мыла что-то запрещенное). В результате мыло раскрошилось и поломалось на 2 части. И вот из-за того, что в описи вещей Яков написал «1 мыло», а проверяющий посчитал их за два, то Яков мёрз следующие 5 дней в штрафном изоляторе.
В другой раз похожая история произошла с пакетами. Яков написал, что у него 1 рулон пакетов (обычные фасовочные полиэтиленовые пакеты) — а контролёр возразил: «Нет, это не 1 рулон пакетов, а 77 пакетов». За такую «ошибку» Яков мёрз в ШИЗО 10 дней.
Еще популярным поводом попасть в ШИЗО было то, что заключенный якобы не поздоровается с сотрудником колонии. С нашим Яковом была такая история: на кухню зашел сотрудник колонии, Яков по форме представился и поздоровался. Сотрудник, майор Семёнов приказал Якову пройти с ним. Когда пришли в другое помещение, Семёнов решил прочитать лекцию «как всё плохо на Западе»:
— Говорил, что в США хаос и разруха, на ступеньках Капитолия ограбили какого-то конгрессмена, а потом перешёл на Польшу, мол, образование в Польше очень плохое. А закончилось это всё тем, что положил передо мной листик и ручку со словами: «Напишите объяснительную. — За что? — За то, что со мной не поздоровался. — Но я же поздоровался. — Это на кухне поздоровались, а когда я Вас вызвал на комнату хранения личных вещей, то вы этого не сделали». И как правило нет смысла с ними спорить, потому что это чревато ещё более серьёзными проблемами.
Настоящей причиной, почему в ШИЗО отправляли по таким надуманным поводам, Яков называет то, что в колонии есть какой-то план примерно раз в 4-5 месяцев отправлять политзаключенных в ШИЗО. И да, это касается только политзаключенных, «жёлтых» на сленге в его колонии (от цвета бирки с именем осужденного, которой помечают всех политзаключеных — неполитические имеют обычные бирки белого цвета, они на сленге «белые»). Когда совсем уже нечего было предъявить политзаключенным, могли и просто что-то подбросить к вещам (чтобы при проверке «найти» то, чего нет в описи). Яков сам своими глазами видел, как один заключенный спрятал не в своей кровати майку с носками — и тут же подозвал контролёра. Обладателя той койки, разумеется, тут же отправили в ШИЗО.
Последний раз в штрафном изоляторе Яков был относительно недавно. Именно там он из новостей по радио узнал, что Сергея Тихановского досрочно освободили и сразу же выдворили из Беларуси. Через 3 месяца такая же судьба встретила и нашего героя.
В штрафной изолятор попадал по самым разным подстроенным причинам. Один раз 5 суток дали за мыло, а в другой раз он получил 10 суток за пакеты. С мылом было так: во время проверки вещей Яков написал, что у него 1 мыло, а проверяющий посчитал что это 2 мыла. А мыло раньше было одним куском, но перед приемом в колонию его насквозь дырявили шылом (чтобы проверить, не прячется ли внутри куска мыла что-то запрещенное). В результате мыло раскрошилось и поломалось на 2 части. И вот из-за того, что в описи вещей Яков написал «1 мыло», а проверяющий посчитал их за два, то Яков мёрз следующие 5 дней в штрафном изоляторе.
В другой раз похожая история произошла с пакетами. Яков написал, что у него 1 рулон пакетов (обычные фасовочные полиэтиленовые пакеты) — а контролёр возразил: «Нет, это не 1 рулон пакетов, а 77 пакетов». За такую «ошибку» Яков мёрз в ШИЗО 10 дней.
Еще популярным поводом попасть в ШИЗО было то, что заключенный якобы не поздоровается с сотрудником колонии. С нашим Яковом была такая история: на кухню зашел сотрудник колонии, Яков по форме представился и поздоровался. Сотрудник, майор Семёнов приказал Якову пройти с ним. Когда пришли в другое помещение, Семёнов решил прочитать лекцию «как всё плохо на Западе»:
— Говорил, что в США хаос и разруха, на ступеньках Капитолия ограбили какого-то конгрессмена, а потом перешёл на Польшу, мол, образование в Польше очень плохое. А закончилось это всё тем, что положил передо мной листик и ручку со словами: «Напишите объяснительную. — За что? — За то, что со мной не поздоровался. — Но я же поздоровался. — Это на кухне поздоровались, а когда я Вас вызвал на комнату хранения личных вещей, то вы этого не сделали». И как правило нет смысла с ними спорить, потому что это чревато ещё более серьёзными проблемами.
Настоящей причиной, почему в ШИЗО отправляли по таким надуманным поводам, Яков называет то, что в колонии есть какой-то план примерно раз в 4-5 месяцев отправлять политзаключенных в ШИЗО. И да, это касается только политзаключенных, «жёлтых» на сленге в его колонии (от цвета бирки с именем осужденного, которой помечают всех политзаключеных — неполитические имеют обычные бирки белого цвета, они на сленге «белые»). Когда совсем уже нечего было предъявить политзаключенным, могли и просто что-то подбросить к вещам (чтобы при проверке «найти» то, чего нет в описи). Яков сам своими глазами видел, как один заключенный спрятал не в своей кровати майку с носками — и тут же подозвал контролёра. Обладателя той койки, разумеется, тут же отправили в ШИЗО.
Последний раз в штрафном изоляторе Яков был относительно недавно. Именно там он из новостей по радио узнал, что Сергея Тихановского досрочно освободили и сразу же выдворили из Беларуси. Через 3 месяца такая же судьба встретила и нашего героя.
Тяжелая работа после работы. Никаких книг. И еще много «особых» условий. Так коротко можно описать то, какие условия создали в шкловской колонии ИК №17 для политзаключенных. После основной 8-часовой работы, которую обязаны выполнять абсолютно все заключенные колоний (кроме пенсионеров), в основном именно политзаключенных принуждали к дополнительным работам. Зимой это была уборка снега, в другие сезоны нужно было носить стройматериалы либо работать на каменоломне. Дополнительная работа поручалась политзакам круглый год. Сам Яков после того, как 7 или 8 дней подряд работал на каменоломне, подозревает что заработал себе грыжу. Откажешься от таких работ — попадешь в ШИЗО.
Политзаключенным колонии Якова запретили читать книги. Вообще. В библиотеке книг не выдают, а если возьмешь у кого-то другого — составят акт о нарушении за «отчуждение имущества» и посадят в ШИЗО. Такие порядки появились в ИК-17 где-то в конце 2022 года, говорит парень. Кроме того, политзаключенным нельзя ходить в церковь, нельзя ходить в спортзал и на местный стадион. Переписываться почтой можно только с близкими родственниками. В некоторых отрядах запрещают пользоваться чайниками и телевизорами.
Неполитические заключенные, для сравнения, всё это могут делать в ИК-17. А еще в ШИЗО их отправляют только в действительно серьезных случаях нарушения порядка, например за драку.
И если читателю мало историй про то, как политзаключенный может попасть в ШИЗО, то вот ещё одна — связанная с процессом «помилования» (который, по букве закона, дело исключительно добровольное). Как рассказывает Яков, в его колонии прокуроры приезжали и отбирали людей на помилование. Устраивали собеседование, задавали вопросы по уголовному делу, а особенно их интересовало: «Зачем это сделали, почему?» Якова пригласили на такую беседу только один раз, и там он давал такие ответы, какие (как подозревал) от него ждали: «Поддался аффекту». Но политзаключенный Соловей Артем, по словам Якова, просто отказался писать заявление на помилование. Не грубил, просто отказался от добровольной опции под названием «выйти раньше, если разрешит Лукашенко». После этого Соловья три раза подряд отправили в ШИЗО, а потом и вовсе перевели в ПКТ (помещение камерного типа, похожая на ШИЗО камера в подвале, куда помещают на длительный срок). Сперва дали 1 месяц ПКТ, потом еще 6 месяцев. Когда Яков уезжал из колонии, Соловей всё ещё был в ПКТ.
Политзаключенным колонии Якова запретили читать книги. Вообще. В библиотеке книг не выдают, а если возьмешь у кого-то другого — составят акт о нарушении за «отчуждение имущества» и посадят в ШИЗО. Такие порядки появились в ИК-17 где-то в конце 2022 года, говорит парень. Кроме того, политзаключенным нельзя ходить в церковь, нельзя ходить в спортзал и на местный стадион. Переписываться почтой можно только с близкими родственниками. В некоторых отрядах запрещают пользоваться чайниками и телевизорами.
Неполитические заключенные, для сравнения, всё это могут делать в ИК-17. А еще в ШИЗО их отправляют только в действительно серьезных случаях нарушения порядка, например за драку.
И если читателю мало историй про то, как политзаключенный может попасть в ШИЗО, то вот ещё одна — связанная с процессом «помилования» (который, по букве закона, дело исключительно добровольное). Как рассказывает Яков, в его колонии прокуроры приезжали и отбирали людей на помилование. Устраивали собеседование, задавали вопросы по уголовному делу, а особенно их интересовало: «Зачем это сделали, почему?» Якова пригласили на такую беседу только один раз, и там он давал такие ответы, какие (как подозревал) от него ждали: «Поддался аффекту». Но политзаключенный Соловей Артем, по словам Якова, просто отказался писать заявление на помилование. Не грубил, просто отказался от добровольной опции под названием «выйти раньше, если разрешит Лукашенко». После этого Соловья три раза подряд отправили в ШИЗО, а потом и вовсе перевели в ПКТ (помещение камерного типа, похожая на ШИЗО камера в подвале, куда помещают на длительный срок). Сперва дали 1 месяц ПКТ, потом еще 6 месяцев. Когда Яков уезжал из колонии, Соловей всё ещё был в ПКТ.
Переходим в нашей беседе с Яковом к 2020 году. В первую очередь хотим разобраться, откуда в его деле взялась «неполитическая» статья — кража. Молодой человек объясняет, что на заброшенной стройке вместе с другом он нашел ржавые обрезки труб и решил сдать их на металоллом. Не собираемся оправдывать поступок Якова, забирать чужие вещи действительно плохо. Но проблема в том, что ущерб в его деле завысили где-то в 10 раз:
— Была заброшенная стройка, с ней лет 7 ничего не происходило. И там лежали обрезки труб, уже ржавые. Мы с другом вывезли их на металлолом. А позже пришел следователь и сказал, что мы украли стройматериалы, и посчитал абсолютно все трубы — и которые остались, и которые мы вывезли, и еще сверху накинул. И еще посчитал по цене новых труб, по закупочной цене. И вот он получил по объему ч.3 ст.205 УК, тяжкую статью. И хотя мы с другом заработали около 1 тысячи рублей, следователь сделал из этого 10 тысяч рублей ущерба. Мы пытались доказать в суде, что это нельзя было считать новыми стройматериалами, что это обрезки, что это вторичный материал. Но безуспешно.
Разобравшись с «бытовой» частью приговора Якова, переходим к основному: к сроку за протесты августа 2020 года. На тот момент нашему герою было только 20 лет. Спрашиваем, почему он вышел на протесты, как для него выглядели те события.
— Любой человек невооруженным взглядом мог понять, что на выборах больше голосов получила Тихановская. Потому что волонтеры под участками считали людей, считали людей с белыми ленточками (которые голосовали за Тихановскую), и вообще по общей массе людей было понятно, что победила Тихановская. На моем участке было тоже самое, большинство голосовали за нее и голосующие были с ленточками и подобной атрибутикой. А моя избирательная комиссия вывесила протокол, в котором с многократным отрывом якобы победил Лукашенко. Люди уже в тот день вышли протестовать в центр города. Но 9 августа серьезных столкновений с милицией не было. Хотя и милиция никого не расстреливала.
А вот про 10 августа 2020, за что и дали серьезный срок нашему Якову, он говорит уже совсем в другом тоне. Как горько замечает брестчанин, люди вышли на мирный протест, кричали «милиция с народом!» — и не ожидали, что эта милиция начнет стрелять по женщинам и детям из помповых оружий и кидать в них светошумовые гранаты. Яков считает, что настрой протестующих был мирный, было видно, что люди не собирались проявлять насилие. А милиция сперва оттеснила протестующих к остановке МОПРа, в узкую улицу. Там случилась первая стычка со стороны протестующих, но Яков думает, что это были специальные провокаторы. После этого на бусиках приехали какие-то другие силовики (они были одеты по-другому), и начали стрелять резиновыми пулями из ружий и кидать светошумовые гранаты прямо в скопления людей. Пытаясь защититься, люди начали перегораживать дорогу (чтобы не подъехало еще больше силовиков), и для этого начали возводить баррикады из лавочек. Яков говорит, что ему повезло в тот вечер, что его никак не ранили. Но он своими глазами видел, какие повреждения получили безоружные люди. «Я видел резиновые пули размером с крышку от кефира. Эти пули были в руках, ногах людей». Так, один человек побежал с поднятыми вверх руками в сторону силовиков — и по нему открыли огонь из помповых ружий. Потом этот бегун лежал на спине, весь низ окровавленный (когда его оттащили протестующие, то Яков увидел большую резиновую пулю в бедре мужчины и что из-под нее хлестала кровь; потом протестующие потащили раненого в сторону ближайшей поликлиники). Но даже те, кто начинал разбегаться по дворам, тоже получали серьезные ранения (так, что торчало мясо). Яков сегодня, из перспективы 2025 года, говорит, что это всё выглядело очень страшно: «Я не понимал, как это стало возможно. Как, в моем родном городе, на улицах, на которых я жил и рос — устроили взрывы и стрельбу». Политзаключенный Руслан Волков, с которым потом познакомился Яков и которого тоже судили за ту акцию протеста, в разговоре с Яковом сравнил те события с компьютерной игрой: «Всё было как в мире GTA, люди бегали и кричали, вокруг выстрелы».
Яков помнит — и напоминает, что (после расстрела людей около остановки МОПРа) в ту ночь, с 10 на 11 августа 2020 года, в Бресте милиция «устроила сафари»: по городу ездил бусик с открытой боковой дверью, из которой силовики на ходу стреляли по небольшим группам людей на тротуарах. Если удавалось кого-то подстрелить, то затягивали к себе в микроавтобус.
А где-то после этого «сафари» задержали знакомого Якова. Задержали как раз в тот момент, когда они разговаривали по телефону. Как объясняет Яков, знакомый возвращался после рабочей смены. Для этого из центра ему нужно было перейти мост через реку Мухавец. В начале моста стоял ОМОН, и мужчина смог им доказать, что возвращается домой с работы, показал паспорт с пропиской. А на середине моста стоял автозак. Яков только услышал в трубке от знакомого «Ээээ, я домой!» — а в следующий раз смог поговорить с ним только через 4 дня. Оказалось, что возле автозака знакомого задержали, завезли в спортзал возле Ленинского РОВД, где долго избивали. «Друзья прозвали его "черепашка-ниндзя", потому что вся спина у него была в синяках от ударов крест-накрест дубинкой».
Якова задержали за протесты 10 августа 2020 спустя 4 месяца, в декабре. Говорит, что в тот момент в брестском СИЗО было много людей за протесты, которым также вменили статью 293 УК. Но общие настроения до середины 2021 года были, что ребята обойдутся какой-нибудь «домашней химией» — и никак не ожидали сроки по 5 лет. А потом начались суды, где именно такие сроки давали за те брестские протесты. И постепенно надежды на скорое освобождение таяли. В 2023 году, когда давление на политзаключенных в его колонии набрало обороты, Яков окончательно потерял надежду на скорую оттепель. И всё же на свободе он оказался на 3 месяца раньше — хотя и вдалеке от родины. Еще и переживает за маму, которая осталась в Беларуси и помогала ему всё это время. Яков хорошо осознает, что в Беларуси всё ещё «не до законов», а значит, к родным и близким в любой момент могут придти.
— Была заброшенная стройка, с ней лет 7 ничего не происходило. И там лежали обрезки труб, уже ржавые. Мы с другом вывезли их на металлолом. А позже пришел следователь и сказал, что мы украли стройматериалы, и посчитал абсолютно все трубы — и которые остались, и которые мы вывезли, и еще сверху накинул. И еще посчитал по цене новых труб, по закупочной цене. И вот он получил по объему ч.3 ст.205 УК, тяжкую статью. И хотя мы с другом заработали около 1 тысячи рублей, следователь сделал из этого 10 тысяч рублей ущерба. Мы пытались доказать в суде, что это нельзя было считать новыми стройматериалами, что это обрезки, что это вторичный материал. Но безуспешно.
Разобравшись с «бытовой» частью приговора Якова, переходим к основному: к сроку за протесты августа 2020 года. На тот момент нашему герою было только 20 лет. Спрашиваем, почему он вышел на протесты, как для него выглядели те события.
— Любой человек невооруженным взглядом мог понять, что на выборах больше голосов получила Тихановская. Потому что волонтеры под участками считали людей, считали людей с белыми ленточками (которые голосовали за Тихановскую), и вообще по общей массе людей было понятно, что победила Тихановская. На моем участке было тоже самое, большинство голосовали за нее и голосующие были с ленточками и подобной атрибутикой. А моя избирательная комиссия вывесила протокол, в котором с многократным отрывом якобы победил Лукашенко. Люди уже в тот день вышли протестовать в центр города. Но 9 августа серьезных столкновений с милицией не было. Хотя и милиция никого не расстреливала.
А вот про 10 августа 2020, за что и дали серьезный срок нашему Якову, он говорит уже совсем в другом тоне. Как горько замечает брестчанин, люди вышли на мирный протест, кричали «милиция с народом!» — и не ожидали, что эта милиция начнет стрелять по женщинам и детям из помповых оружий и кидать в них светошумовые гранаты. Яков считает, что настрой протестующих был мирный, было видно, что люди не собирались проявлять насилие. А милиция сперва оттеснила протестующих к остановке МОПРа, в узкую улицу. Там случилась первая стычка со стороны протестующих, но Яков думает, что это были специальные провокаторы. После этого на бусиках приехали какие-то другие силовики (они были одеты по-другому), и начали стрелять резиновыми пулями из ружий и кидать светошумовые гранаты прямо в скопления людей. Пытаясь защититься, люди начали перегораживать дорогу (чтобы не подъехало еще больше силовиков), и для этого начали возводить баррикады из лавочек. Яков говорит, что ему повезло в тот вечер, что его никак не ранили. Но он своими глазами видел, какие повреждения получили безоружные люди. «Я видел резиновые пули размером с крышку от кефира. Эти пули были в руках, ногах людей». Так, один человек побежал с поднятыми вверх руками в сторону силовиков — и по нему открыли огонь из помповых ружий. Потом этот бегун лежал на спине, весь низ окровавленный (когда его оттащили протестующие, то Яков увидел большую резиновую пулю в бедре мужчины и что из-под нее хлестала кровь; потом протестующие потащили раненого в сторону ближайшей поликлиники). Но даже те, кто начинал разбегаться по дворам, тоже получали серьезные ранения (так, что торчало мясо). Яков сегодня, из перспективы 2025 года, говорит, что это всё выглядело очень страшно: «Я не понимал, как это стало возможно. Как, в моем родном городе, на улицах, на которых я жил и рос — устроили взрывы и стрельбу». Политзаключенный Руслан Волков, с которым потом познакомился Яков и которого тоже судили за ту акцию протеста, в разговоре с Яковом сравнил те события с компьютерной игрой: «Всё было как в мире GTA, люди бегали и кричали, вокруг выстрелы».
Яков помнит — и напоминает, что (после расстрела людей около остановки МОПРа) в ту ночь, с 10 на 11 августа 2020 года, в Бресте милиция «устроила сафари»: по городу ездил бусик с открытой боковой дверью, из которой силовики на ходу стреляли по небольшим группам людей на тротуарах. Если удавалось кого-то подстрелить, то затягивали к себе в микроавтобус.
А где-то после этого «сафари» задержали знакомого Якова. Задержали как раз в тот момент, когда они разговаривали по телефону. Как объясняет Яков, знакомый возвращался после рабочей смены. Для этого из центра ему нужно было перейти мост через реку Мухавец. В начале моста стоял ОМОН, и мужчина смог им доказать, что возвращается домой с работы, показал паспорт с пропиской. А на середине моста стоял автозак. Яков только услышал в трубке от знакомого «Ээээ, я домой!» — а в следующий раз смог поговорить с ним только через 4 дня. Оказалось, что возле автозака знакомого задержали, завезли в спортзал возле Ленинского РОВД, где долго избивали. «Друзья прозвали его "черепашка-ниндзя", потому что вся спина у него была в синяках от ударов крест-накрест дубинкой».
Якова задержали за протесты 10 августа 2020 спустя 4 месяца, в декабре. Говорит, что в тот момент в брестском СИЗО было много людей за протесты, которым также вменили статью 293 УК. Но общие настроения до середины 2021 года были, что ребята обойдутся какой-нибудь «домашней химией» — и никак не ожидали сроки по 5 лет. А потом начались суды, где именно такие сроки давали за те брестские протесты. И постепенно надежды на скорое освобождение таяли. В 2023 году, когда давление на политзаключенных в его колонии набрало обороты, Яков окончательно потерял надежду на скорую оттепель. И всё же на свободе он оказался на 3 месяца раньше — хотя и вдалеке от родины. Еще и переживает за маму, которая осталась в Беларуси и помогала ему всё это время. Яков хорошо осознает, что в Беларуси всё ещё «не до законов», а значит, к родным и близким в любой момент могут придти.
Перед тем, как попрощаться с Яковом, задаю ему вопрос:
— Если бы прямо сейчас напротив Вас мог быть любой человек (или группа людей), к которому можно напрямую обратиться, кому и что Вы бы хотели сказать?
И молодой человек без раздумий отвечает:
— В беларуских тюрьмах до сих пор остается огромное количество людей. Поэтому я хочу чтобы люди, которые на свободе, поддерживали людей, которые ТАМ. Чтобы не оставляли их в одиночестве, самих с собой. Там реально очень тяжело психологически, выдержать это заключение... И очень мало информации о поддержке извне. Там [политзаключенным] насаживают идеологию, что «вы никому не нужны, вас использовали». И есть люди, которых именно это ломает. Поэтому хочется, чтобы люди со свободы поддерживали тех, кто находится в этих нечеловеческих условиях.
— Если бы прямо сейчас напротив Вас мог быть любой человек (или группа людей), к которому можно напрямую обратиться, кому и что Вы бы хотели сказать?
И молодой человек без раздумий отвечает:
— В беларуских тюрьмах до сих пор остается огромное количество людей. Поэтому я хочу чтобы люди, которые на свободе, поддерживали людей, которые ТАМ. Чтобы не оставляли их в одиночестве, самих с собой. Там реально очень тяжело психологически, выдержать это заключение... И очень мало информации о поддержке извне. Там [политзаключенным] насаживают идеологию, что «вы никому не нужны, вас использовали». И есть люди, которых именно это ломает. Поэтому хочется, чтобы люди со свободы поддерживали тех, кто находится в этих нечеловеческих условиях.
