25 октября в суде Брестского района начался процесс над очередными обвиняемыми по ч.1 ст. 342. Как и прежние фигуранты "хороводного" дела, эти люди обвиняются в "грубом нарушении общественного порядка".
По мнению следствия и прокуроров, преступное деяние случилось 13.09.2020, когда в Бресте люди под музыку из колонок водили хоровод на перекрестке, пока их не разогнал водомет. Атмосферу той акции протеста фигуранты "хороводного" дела на суде ранее описывали как "атмосферу праздника".
Вчера, 9 ноября, гособвинение попросило признать виновными 15 обвиняемых и запросило наказание в виде:
🔻Баран Анна (с 14 октября в СИЗО-7) — 1 год 6 месяцев колонии общего режима;
🔻Гончаров Владимир (с 24 июля в СИЗО-7) — 1 год 6 месяцев колонии общего режима;
▪️Ерошкин Сергей, Кравчук Павел — 2 года 6 месяцев "химии";
▪️Лапко Сергей, Ломпик Тимур, Якимовичи Алексей — 2 года "химии";
▪️Корсак Валентина — 2 года 6 месяцев "домашней химии";
▪️Величко Александр, Гачинская Ольга, Гончарова Екатерина, Климович Вероника, Якимовичи Светлана — 2 года "домашней химии";
▪️Павлючики Александр и Татьяна — 1 год "домашней химии".
Один из вещдоков, очки, совсем не те, что показаны в другом вещдоке — видео с места события. Про это сказала Баран Анна в своем последнем слове. Что еще говорили остальные обвиняемые на этом суде?
Корсак Валентина, мама двоих детей:
«Я хочу выразить свое недоумение по поводу сложившихся противоречий. Тут уже вспоминалась Конституция — Основной Закон Беларуси. В ней записано, что наше государство — унитарное, демократическое, социальное, правовое.[...] Статья 33 Конституции гласит:
«Каждому гарантируется свобода мнений, убеждений и их свободное выражение. Никто не может быть принужден к выражению своих убеждений или отказу от них. Монополизация средств массовой информации государством, общественными объединениями или отдельными гражданами, а также цензура не допускаются».
Cтатья 35: «Свобода собраний, митингов, уличных шествий, демонстраций и пикетирования, не нарушающих правопорядок и права других граждан Республики Беларусь, гарантируется государством. Порядок проведения указанных мероприятий определяется законом.[...]
«Я до сих пор не понимаю, как закон стал выше Конституции»
А теперь у нас создается такая ситуация — не могу понять, как и почему — тот же самый закон, который [должен быть] направлен на лучшую реализацию наших конституционных прав, почему-то наказывает наших граждан за выражение этих самых прав и свобод. Я до сих пор не понимаю, как закон стал выше Конституции».
Ерошкин Сергей, 31 год:
«Я благодарю всех, кто был с нами в этом зале и кто, к сожалению, оказался в клетке. Спасибо вам большое за терпение, смелость, за то, что прошли это вместе с нами. Спасибо адвокатам, которые, находясь в такой нелегкой ситуации, выполняют эту сложную работу».
Гачинская Ольга, трое детей, педагог:
«Я вот сейчас размышляю.. Когда обвинение запросило наказание, было сказано, что это «с целью исправления». Я как педагог, могу сказать: когда идет воспитательный процесс, естественно, должны быть границы. Это важно для всех сторон — для того, кто воспитывает и для объекта воспитания. Это порядок, он должен быть везде — в детском и взрослом обществе.
Но меня так учили, и я придерживаюсь принципов, что исправление имеет место быть только тогда, когда тот, кого воспитывают, чувствует любовь и желание помочь исправиться. Это залог. Потому что, когда мы наказываем ребенка в гневе или для того, чтобы доказать свою правоту, тогда исправления не получается — ребенок может сесть, но внутри будет стоять. И мне кажется, очень важен такой момент: каждый из обвиняемых должен чувствовать, что за этим решением стоит цель сделать нас и общество лучше. Это возможно, когда милость будет превозноситься над судом, вот и все».
Супруги Гончаровы, трое детей:
«Высокий суд, я не считаю себя виновным в предъявленном обвинении. Не считаю себя ни организатором, ни активным участником событий 13 сентября 2020 года. Я хочу воспитывать своих детей. Покидать пределы Беларуси я не собирался и не собираюсь. Надеюсь на справедливое решение, которое будет на Вашей совести. Я не боюсь, а Вы? Люблю свою семью, люблю свою жену, люблю своих детей», — высказался Владимир.
«Страшно ли мне сейчас? — Нет. Больно ли мне сейчас? — Вот больно мне безумно. Я не понимаю, почему мы сейчас находимся здесь — достойные люди, прекрасные люди. Я каждому беларусу могу посмотреть в глаза и мне не будет стыдно, я не отведу взгляд.
Муж, — обратилась к супругу Екатерина. — Тебе я хочу сказать спасибо за наших детей. Они прекрасные. Я в каждом из них вижу тебя. Они неудобные для общества, но я не хочу удобных детей. Я хочу достойных детей. И знаешь, я думала, сказать ли это, но твоя 9-летняя дочь все это понимает, чувствует и переживает. Совсем недавно она рассказывала стихотворение Нила Гилевича и сказала мне: «Мама, мой любимый столбик:
Я — беларус, i хоць сягоння
Яшчэ малы, але скажу:
Я родам з племя непакорных
I прад бядой не задрыжу!»
Те слезы, которые были — это не слезы страха, а слезы боли. Но не мои, а наших детей».
Баран Анна, 42 года:
«[...] Я бы не взяла на себя смелость отправить человека, который до 42 лет ни разу не привлекался к уголовной ответственности на полтора года в колонию, имея такие характеристики, как у меня и только на основании двух протоколов осмотра предметов, составленных заинтересованным следователем и показаниях свидетелей, которые не могут утверждать, что на видео/фото изображена я. [...]
Яркий пример с очками, которые были изъяты по месту моего проживания: была проведена экспертиза — четкого заключения они/не они на видео нет. После просмотра новой видеозаписи, появившейся в сентябре, стало очевидным различие очков, признанных вещдоком и очками на изображении с видео — это отсутствие золотой оправы, другое крепление. различия в ширине и форме. [...]
Я была всегда лучшая, лучшая для мужа и детей. На работе я тоже была лучшей. И здесь я также самая лучшая [смеется], потому что больше ни одной женщине (из всех, кто проходит по этому делу) не запросили колонию, тем более в таком сроке. [...]
Подытожу, в деле нет ни одного прямого доказательства моей вины. Я здесь только потому, что я всегда была против беззакония и защищала свои права.
В ходе проведения всех процессуальных действий в рамках этого уголовного дела мною не подписан ни один протокол и документ без замечаний. Так, перед началом обыска должностные лица могли себе позволить не разъяснять мне мои права, о чем я делала отметки в протоколе. Затем я писала многочисленные жалобы и получала ответы, что все законно. [...]
На мои заявления о проведении законных массовых мероприятий, которые были поданы за 15 дней до начала, с заключением договора с РОВД, ЖКХ, больницей я получала отказ. То есть я никогда не имела возможность реализовать свое конституционное право на свободу слова на мирном собрании.
Больше года я пытаюсь восстановить справедливость. Но, ребята, я точно знаю, что скоро все изменится. Мы все хотим перемен к лучшему — так и будет».
